по благословению митрополита Архангельского и Холмогорского Даниила
165103, Архангельская область, Вельский район, село Пежма, Богоявленский храм
(962) 202-36-92 (священник Иннокентий Кулаков)
Календарь

Колонка редактора
Об Успенском посте.

1 августа по церковному календарю (14 августа — по новому стилю) начался Успенский пост. Это самый непродолжительный пост, предваряющий праздник Успения Божией Матери, но почти такой же строгий, как Великий.

Мы публикуем размышления об Успенском посте иеромонаха Дорофея (Баранова).

Желаем поститься постом благоприятным! 









Степан Сивцев. Икона и Отец.



01.07.2025

Путь мой к Православию был долог и тернист. Мы, дети советской эпохи, росли под знаменами октябрят, пионеров, комсомола, вскормленные на строгой каше атеизма. Церковь была пережитком, вера – слабостью. И первый урок уважения к тому, что позже станет для меня святыней, преподал человек, казалось бы, самый неподходящий – наш отец, Ефрем Степанович Сивцев, учитель, участник гражданской войны, коммунист, человек партийной закалки.

Лето. Солнце пекло немилосердно. Мы с братом Ильей, слоняясь без дела, забрели в старый покосившийся амбар у гумна на краю деревни. В полумраке, среди паутины и трухи, Илья наткнулся на что-то твердое, завернутое в грубую рогожу. Развернули и увидели икону. Она была почти черная от вековой пыли и времени, лик едва угадывался под слоем грязи. Никакого благоговения мы не почувствовали. Для нас, сорванцов, это была просто старая доска с чьим-то нарисованным лицом.

«Давай постреляем?» – предложил Илья, славившийся своей меткостью. Он мог из рогатки сбить воробья на лету. Идея показалась отличной. Принесли икону домой, прислонили к старому забору в дальнем углу и начали палить глиняными шариками. Но случилось невероятное. Как ни прицеливался Илья, как ни старался я – шарики летели мимо, рикошетили от забора, вязли в земле у самого подножия иконы. Ни одной царапины на почерневшем дереве! Мы увлеклись, злясь на свою внезапную неуклюжесть, и не услышали шагов. Внезапно чья-то железная рука вцепилась мне в ухо, а хриплый от гнева голос прорезал воздух:

– Что вы, паршивцы, творите?!

Отец. Лицо его было белее мела, глаза сверкали гневом. Он молча отшвырнул наши рогатки, подошел к иконе. Мы замерли, ожидая порки. Но отец не кричал больше. Он осторожно, почти нежно поднял доску, сдул комья земли с углов, стер пыль с лицевой стороны рукавом рубахи. Потом, не глядя на нас, скомандовал:

– Домой. Ждать.

Мы поплелись, чувствуя себя преступниками. Забились в угол скамейки, не понимая, за что отец так рассердился, и сжались в ожидании большой порки. Отец вошел следом, прошел в кладовку, нашел дощечку, сколотил из нее простую полочку. Потом прибил ее гвоздями в углу комнаты, прямо напротив входной двери, и водрузил туда нашу «мишень».

– Смотрите, – голос его был тихим, но каждое слово падало как камень. – Это не просто доска. Ее сделал простой человек. Вложил в нее свой труд, свою веру, свою любовь к Богу. Это – памятник. Памятник истории нашего народа, нашей земли. Историю, – он ударил кулаком по столу, – надо знать и беречь!

Он помолчал, глядя на почерневший лик.

– Я сам, в детстве, по Псалтири буквы разбирал. Благодаря ей грамоту узнал. А вы…

Он повернулся к нам, и в его взгляде была не только ярость, но и какая-то непонятная нам тогда глубокая печаль.

– В наказание. Становитесь на колени. Здесь. Перед иконой. И повторяйте за мной, – произнес тихим голосом.

Мы опустились на колени на жесткий пол. Отец встал рядом, выпрямился. И начал читать слова, которых мы никогда не слышали, но которые отозвались чем-то смутно знакомым, древним:

– Отче наш, иже еси на небесех!

Мы, запинаясь, повторили.

– Да святится имя Твое… Да приидет Царствие Твое… Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…

Так, строка за строкой, мы три дня подряд, утром и вечером, стояли на коленях перед почерневшей иконой и повторяли за отцом молитву «Отче наш». Стыд, непонимание, сопротивление – все смешалось внутри. Но отец был неумолим. Он стоял рядом, как часовой, и следил, чтобы слова звучали четко.

На четвертый день к нам в деревню летовать приехала семья писателя дяди Юры Шамшурина. Они, с разрешения директора школы, селились рядом с нами, в здании школьного интерната. Их мать, маленькая, сгорбленная старушка, зашла к нам за парным молоком. Увидев икону в красном углу, она вдруг замерла. Глаза ее расширились. Без единого слова она медленно опустилась на колени, перекрестилась старинным широким крестом и начала молиться. Шепот ее был горяч и искренен. Мы с Ильей смотрели, затаив дыхание. Отец стоял в дверях, наблюдая.

Когда старушка поднялась, отец подошел к полке. Он бережно снял икону, подержал ее в руках мгновение, а затем протянул женщине:

– Возьмите. Она ваша. У вас ей место.

Лицо старушки засияло. По морщинистым щекам потекли слезы, но это были слезы такой светлой, безмерной радости, каких я больше не видел никогда. Она прижала икону к груди, как дитя, бормоча слова благодарности, и ушла сияя.

Годы прошли. Я стал взрослым. Советская эпоха канула в Лету, но тень ее атеизма долго жила во мне. Мне часто начал сниться один и тот же сон.

Я стою у окна в отчем доме. За окном видна серая, унылая улица. По ней медленно, как в тумане, бредет вереница людей. Безликих, безглазых, одетых в серое. Словно тени. Я всматриваюсь – и меня пронзает жуткое чувство: я их будто знаю… и не знаю. Отчаяние сжимает сердце. Хочу закричать, спросить: «Кто вы?» – но просыпаюсь в холодном поту.

В день годовщины смерти мамы опять приснился этот сон – вижу вереницу теней, пытаюсь узнать, разглядеть их лица, но не могу. И тут я чувствую легкое прикосновение. Оборачиваюсь, позади меня стоит моя покойная мать. Лицо ее было печально.

– Это души, – прошептала она. – Души твоих предков. Которых ты обидел.

Я проснулся, и память, как удар молнии, осветила давно забытый, стыдный эпизод детства. Местность Омоллоон. Наше родовое кладбище, заброшенное, заросшее бурьяном. Мы, тогдашние «несмышленыши», нашли там старые, покосившиеся деревянные кресты. Никаких красных звезд, серпа и молота – просто кресты. И в пылу глупой, бессмысленной удали опрокинули их, посмеялись над «пережитками».

Тогда, в детстве, это казалось просто шалостью. Теперь же, сквозь призму сна и прожитых лет, я увидел чудовищную правду. Мы осквернили память. Мы надругались над своими же корнями, над теми, кто дал нам жизнь. Страшный, тяжкий грех лег на душу.

Осознание было мучительным и окончательным. Сомнения испарились. Мне нужно было покаяние. Истинное, глубокое. Чтобы смыть этот стыд, чтобы вернуть связь с теми серыми тенями из сна, с моими предками.

И я нашел то решение, к которому, оказывается, шел всю прошедшую жизнь. Рассказал жене Антонине, и мы пришли в храм. Приняли таинство Крещения в тихом храме на окраине города. Холодная вода омовения была как слезы очищения. Дорога к вере, начавшаяся с почерневшей иконы и гневного окрика отца-коммуниста, с его урока уважения к «памятнику истории», наконец, обрела свою цель. Я встал на колени уже не по принуждению, а по велению израненной, но жаждущей света души. И впервые сам, без подсказки, прошептал: «Отче наш…» Прося прощения у тех, кого обидел, и у Того, Кого так долго не замечал.

Голос предков

Деревня моя – словно забытая бусина на нитке реки, затерянная в якутской тайге, что дышит вечностью. Хатын-Арынское скопческое поселение. Само название шелестело прошлым, как сухая трава под ветром. Основана в 1877 году скопцами – людьми странной и страшной веры, добровольно отринувшими плоть ради духа. Потом их сменили чужие тени – ссыльные татары, башкиры, черкесы, принесшие сюда горечь изгнания. Их печали вросли в землю, как корни. А потом пришла новая эпоха, громкая, красная. Ссыльные растаяли, как туман, и в опустевшие, крепко срубленные дома вселились местные якуты. Создали сначала артель, потом организовали колхоз имени Отто Юльевича Шмидта. Так и стало Хатын-Арынское поселение деревней Шмидт в Бетюнском наслеге. Но под этим советским именем, как под снегом, спала память. Память о скопцах, о ссыльных, о земле, вобравшей столько судеб.

Дома-богатыри, почерневшие от времени, стояли незыблемо, будто вырастали из вечной мерзлоты. Я помню «хрустальный укус» воды в старице на заре, когда тело немело от холода, а душа пела. Помню седые туманы над рекой во время рыбалки, когда мир сужался до круга света от фонаря и тихого плеска волны о лодку. А еще азартную дрожь в руках после бури. Мы, пацаны, носились по улице, выискивая в уличной пыли блеск старинных монет, потерянных прошлыми жителями. И над всем этим витала тень Настаа эмээхсин, старушки Анастасии-скопчихи, чей клад мы искали с упорством, достойным лучшего применения. Не нашли. Может, клад этот был не в земле, а в самой этой земле, в ее тишине и терпении?

Отец Ефрем Степанович Сивцев-Таллан Бюря. Корни его – здесь, в Хатын-Арынском наслеге. Рано осиротев, он стал поводырем слепого старика-сказителя. И это было чудо: старик, хранитель древних якутских олонхо, эпических сказаний о богатырях и духах, читал наизусть славянские слова Псалтири! Его скрипучий голос, читающий псалмы, смешивался с шелестом тайги и отголосками олонхо. Семя веры, брошенное в детскую душу отца на этой странной почве, дало глубокие корни.

Мама Марфа Николаевна родом из Улуу Сысыы. Из рода Харитоновых – ученых, золотопромышленников, тех, кто пробивал дорогу знанию. Лука, Егор, Мария Гаврилова… Звезды Якутии. Но и этот род держался на камне веры. Там, в Улуу Сысыы, в 1870 году руками инородца Никифора Аргунова поднялась первая Атамайская церковь Николая Чудотворца. Огонь поглотил ее. Но пепел тот стал удобрением для новой веры. В 1895 году храм восстал. И мой прадед, Дмитрий Харитонов, вдохнул в него голос – купил и привез шестнадцать колоколов! Их звон, чистый и мощный, плыл над тайгой, созывая людей под своды, где когда-то приняли крест мои отец и мать.

***

Люди спрашивают порой: как в душе якута уживается Христос и древнее почитание природы, граничащее с обожествлением? Я чувствую это кровью и костью. Аар Айыы Тойон, Верховный Творец саха. Он создал этот Срединный мир, его реки, горы, зверей. Разве не о Нем же говорит христианство: «В начале сотворил Бог небо и землю…»? Это не противоречие. Это глубокая правда, открывшаяся моему народу. Православие пришло не как чужеземец, а как долгожданное имя для Того, чей лик мы смутно прозревали в сиянии утреннего солнца на льду, в мощи медведя, в бескрайности тайги.

А что для меня Бог? И почему я принял участие в возрождении Атамайской церкви? Ответ – рана и исцеление. Да, я шел к вере долго, спотыкаясь о камни советского атеизма, о собственные детские глупости – тот кошмарный сон о серых, безликих тенях предков, оскверненных нами, мальчишками, на кладбище в Омоллооне… Крещение было омовением стыда. Но храм… Храм – это больше. Это – долг.

Долг перед отцом, Таллан Бюря, поэтом и коммунистом, чья железная рука схватила меня за ухо у забора, но чьи глаза горели не только гневом, а болью за поруганную святыню, «памятник истории». Долг перед матерью, Марфой Николаевной, чьи предки возводили эти стены. Долг перед прадедом, чьи колокола когда-то звали к молитве. Долг перед теми серыми тенями из сна – моими корнями, чью вечную обиду я ношу в себе. Часовня в Омоллооне – мой обет. Может, тогда тени обернутся лицами, и в их глазах я прочту прощение?

***

Один – лишь песчинка в ветре. Мысль о храме зрела в сердцах многих. Первыми озвучили «зов» народный поэт Наталья Харлампьева, мой брат Тит Ефремович, краевед Михаил Тимофеев. Позже к этой идее присоединились работники Намского историко-этнографичесого музея. Но двигателем, тем, кто вдохнул в идею жизнь, стал Афанасий Мигалкин. Из его упорства родился фонд. И возглавил его Александр Контоев, олимпиец, борец, чья сила известна миру. Символично! Ведь годы и годы храм берегла от огня и распада его бабушка, Евдокия Скрыбыкина. Жила в Улуу Сысыы как отшельница, «хранительница тлеющих угольков веры». Александр с парнями из Салбанцев с помощью ОАО «Ленское объединенное речное пароходство» отреставрировал церковь и отдельно стоящую колокольню.

И настал день. День, когда тайга должна была вновь вздрогнуть от медного звона, забытого за долгие десятилетия. Колоколов не было. И тогда я вспомнил прадеда. Вспомнил силу рода. Создал группу в вотсапе: «Мы родом из Улуу Сысыы». И бросил клич в цифровую бездну: «Соберем на колокола, как наши предки!»

Откликнулись. Харитоновы, Колмогоровы, Аргуновы, Даниловы… Голоса из Якутска, Москвы, из дальних краев. Саргылана К. – 50 тысяч. Прокопий Рахлеев, шахтер из Татты, чья грудь в орденах шахтерской славы, – 15 тысяч… Не из тщеславия. Из глубины, откуда поднимается что-то большее тебя. По зову земли, что помнит имена предков.

Пять колоколов рождены в огне московского завода. Владыка Роман освятил их в Якутском соборе, благословил на путь. И 7 ноября 2020 года – ровно в круглую дату, 150-летие первой церкви – мы подняли их на звонницу.

Я стоял оцепеневший. Мороз щипал щеки, но внутри горело. Видел лица – морщинистые, с блеском слез; молодые, с широко открытыми глазами. Видел звонаря Николая Лыхина. Он тронул тросы колоколов. Глубокий вдох. Напряжение… И – « У-У-У-У-УХ!»

Удар! Перезвон! Не просто звуки, а символ Слова Божьего. Удар по тишине веков. Чистый, льдистый, как вода в старице, и мощный, как тайга, звон взорвал воздух. Он покатился волнами по снежным просторам, встряхивая заиндевелые ветви, пронизывая насквозь. Он вошел в грудь, заставив содрогнуться самое сердце. Люди потом говорили: «Будто камень с души упал! Чувствовали крылья за спиной, освобождение от тяжких дум, слепящую чистоту внутри». Старики плакали беззвучно, молодые замерли, впервые ощутив незримую нить, связывающую их с этой землей и теми, кто был до них.

Позже потомки из села Магарасс добавили большой, басовитый колокол. Его подняли 1 апреля. Теперь звон был полнокровным, завершенным. На боку его – слова, вычеканенные в металле, как клятва: «В дар Атамайской Николаевской церкви от благодарных потомков».

«От благодарных потомков». Вот ключ. Мы возродили не бревна и кровлю. Мы вернули голос предкам. Замкнули разорванный круг. Когда звон плывет над Улуу Сысыы, мне чудится, что в нем вплавлены все голоса истории: суровый шепот ботуров, гортанная молитва ссыльных горцев, мерный голос слепого сказителя с Псалтырью, гневный окрик отца у забора, счастливый плач старушки над иконой… И мое, уже тихое, но твердое: «Отче наш…»

Этот звон – мост. Мост из былого в грядущее. Мост через пропасть моего былого неверия. Я иду по нему. Шаг за шагом. С надеждой. Что, когда встанет моя часовня в Омоллооне, серые тени обернутся, и в их глазах я увижу не упрек, а тихий свет прощения. И услышу, быть может, новый отзвук в медном голосе родной церкви.

У истоков

Март. Деревянный храм в тайге,
Солнце льет на бревна свет.
Я стою и в памяти прадед,
Что возвел здесь колокольню.

Было время – купола рухнули,
Колокола сброшены в тьму…
Но молитва, в стенах застыв,
Через годы продолжала жить.

Мы бревнам душу возвратили,
Колокола, как встарь, установили.
С молитвой крест подняли ввысь,
Как когда-то воздвигали предки.

И когда зазвенели колокола,
Звон поплыл таежными тропами –
Тот же голос, тот же Божий шепот,
Что слышал прадед под куполами.

Воскресив малиновый звон,
Колоколам вернули слово.
Этим эхом далеких времен
Вечности коснулись снова.

Здесь, у древних церковных стен,
Средь дремучей, вечной тайги,
Чувствую: время – лишь тень,
А вечность – вокруг и во мне.

Снег хрустит. Мороз крепчает.
Я стою, в сугробе по колено.
Звезды – те же. Вера – та же.
Кровь – одна. И вечность – с нами.





Фотоальбомы




Анонсы событий



1   августа  - Обретение мощей прп. Серафима, Саровского чудотворца

2   августа  - Пророка Илии. Обретение мощей прмч. Афанасия Брестского

4   августа  - Мироносицы равноап. Марии Магдалины

5   августа  - Св. прав. воина Феодора Ушакова. Почаевской иконы Божией Матери

6   августа  - Мц. Христины. Мчч. блгвв. кнн. Бориса и Глеба

7   августа  - Успение прав. Анны, матери Пресвятой Богородицы

9   августа  - Вмч. и целителя Пантелеимона

10 августа  - Смоленской иконы Божией Матери, именуемой «Одигитрия» (Путеводительница)

14 августа  - Происхождение (Изнесение) честных древ Животворящего Креста ГосподняНачало Успенского поста

15 августа  - Блаженного Василия, Христа ради юродивого, Московского чудотворца.

17 августа  - Семи отроков Ефесских

19 августа  - Преображение Господа нашего Иисуса Христа

20 августа  - Обретение мощей свт. Митрофана, еп. Воронежского

22 августа  - Апостола Матфия Собор Соловецких святых.

26 августа  - Преставление, второе обретение мощей свт. Тихона, еп. Воронежского, Задонского чудотворца.

28 августа  - Успение Пресвятой Богородицы. Окончание Успенского поста.

29 августа  - Перенесение из Едессы в Константинополь Нерукотворного Образа Иисуса Христа.



КЦ "Высокуша"


11.08.2025
На вершине сопки водружен Поклонный крест – вот мы и решили добраться до него, попутно вдохновившись красотами Тихого океана и Охотского моря. На Шикотане это легко: западный берег – Охотское, через пару километров восточный берег – Тихий океан. Дети все никак не могли поверить, как это так. Еще у них были трудности со временем: «Папа, у тебя сейчас, в этом твоем путешествии, уже завтра? А почему у нас еще сегодня, то есть вчера? И как оно там, это завтра?» 
01.07.2025
Лето. Солнце пекло немилосердно. Мы с братом Ильей, слоняясь без дела, забрели в старый покосившийся амбар у гумна на краю деревни. В полумраке, среди паутины и трухи, Илья наткнулся на что-то твердое, завернутое в грубую рогожу. Развернули и увидели икону. Она была почти черная от вековой пыли и времени, лик едва угадывался под слоем грязи. Никакого благоговения мы не почувствовали. Для нас, сорванцов, это была просто старая доска с чьим-то нарисованным лицом.
05.05.2025
В предверии Дня Победы, мы хотим познакомить Вас с фрагментами биографии архимандрита Кирилла (Павлова), духовника Троице-Сергиевой Лавры, прозорливого страца, фронтовика. Его жизнь, воспоминанания, поучения, подвиг во Христе - хороший пример для подражания всем православным христианам. 


Все новости КЦ "Высокуша" >


(962) 202-36-92 (священник Иннокентий Кулаков)

165103, Архангельская область, Вельский район, село Пежма, Богоявленский храм
© 2025